Ума оплата

Сначала учиться, потом — ​есть

Как говорит выпускник аспирантуры Сева, записи в блоге профессора Афанасьевой обсуждают многие его университетские знакомые — ​но так, чтобы начальство не слышало. Молодые преподаватели опасаются потерять даже тот уровень доходов, который возмущает доктора наук. «Это только в «Универе» показывают, что аспирант Майкл каждый вечер сидит в клубе. Ты попробуй на аспирантскую стипендию в 2600 рублей куда-нибудь сходи!» — ​возмущается Сева. В течение трех лет учебы, по словам Севы, многие отсеиваются именно по материальным причинам.

«Аспирант-очник должен в первую очередь учиться, а только потом есть. Во всяком случае, преподаватели так считают. Рассчитывать на понимание можно, если подработка связана с родной кафедрой: аспиранту дают полставки лаборанта или ассистента — ​это 4 тысячи рублей».

Аспирант, как срочник в армии, должен выполнять массу поручений из разряда «подай-принеси». «Когда наша кафедра проводит конференцию, нужно развозить по всему городу информационные письма участникам, при этом разъезды — ​за мой счет. Потом конференцию организует какая-то из дружественных кафедр, и я должен написать статью и оплатить публикацию, это 600–800 рублей. Вся стипендия на это уходит».

В неделю Сева проводил для студентов 6–8 пар — ​это часы педагогической практики, а также те занятия, которые по каким-либо причинам не успевают провести преподаватели. «Звонит с утра препод и говорит: через три часа заменяешь меня на паре. Это не приказ, а предложение, от которого трудно отказаться. Сколько у меня времени на подготовку к занятию? Ровно столько, сколько автобус едет до университета. Причем оплату за проведенные мной часы получает преподаватель».

И все-таки работу со студентами Сева называет «самым приятным в аспирантуре»: «Ты хоть понимаешь, зачем это делаешь. И без лишних бумажек». На оформление документов — ​индивидуальных планов, отзывов, подтверждений и т.д. — ​Сева потратил шесть пачек бумаги и решил к защите диссертации купить собственный принтер.

Загибая пальцы, молодой человек подсчитывает предстоящие расходы. «Распечатать 200 страниц в двух экземплярах, автореферат в десяти экземплярах, прошить, оформить в папку. На каждый этап — ​обсуждение на кафедре, предзащита, защита — ​нужны канцелярские мелочи, файлики, ручки и минералка. Сама защита официально бесплатная, но после нее надо накрыть стол, всем членам комиссии вручить цветы, а завкафедрой, научному руководителю, рецензентам и оппоненту — ​подарки. Если оппонент приезжает из другого города, нужно оплатить ему проживание, экскурсию и питание».

История, которой интересуется государство

«Я читаю историю современной России. Перед встречей долго вспоминал, не вмешивался ли кто-то в мою профессиональную деятельность, не цензурировал ли. Честно, не вспомнил. Никто моих трактовок не проверяет. Я согласен, что образование забюрократизировано, но странно было бы ожидать чего-то другого, ведь единственный заказчик наших услуг — ​государство с развитым аппаратом чиновников», — ​говорит доцент кафедры отечественной истории Саратовского госуниверситета Владимир Хасин.

Хасин начал преподавать в университете в конце 1990-х. Зарплата ассистента кафедры была меньше аспирантской стипендии. В 2008 году с введением новой системы оплаты труда сумма выросла в несколько раз, «казалось, я стал обеспеченным человеком, способным жену на море свозить».

— Сейчас доцент получает 18–19 тысяч рублей. Без сомнения, деньги не очень большие, но если понимаешь, что недооценен на работе, ищи другую. Однако есть серьезная проблема: мы можем существовать только внутри университета, вне этого социального организма мы нежизнеспособны. Поэтому сокращения воспринимаются так болезненно. Это действительно ломает судьбу.

По словам Хасина, практически все, кто покинул университет в результате оптимизации или по собственному желанию, «за исключением единиц, жалеют». «Это блестящие умы — ​в истории, в науке. Но востребованы ли эти навыки рынком? Конечно, можно предложить издательству бестселлер вроде «АлександрIII был инопланетянином» — ​и продажи пойдут, или про мировой заговор — ​это вообще золотая жила. Но не каждый может написать такое, все же существует понятие имени в профессиональном мире».

Каждое лето во время отпуска Владимир Викторович, как и другие университетские преподаватели, ездит в летний лагерь «Созвездие» читать лекции одаренным детям. «Нельзя сказать, что совсем бесплатно: мы питаемся в лагерной столовой. Это большое счастье — ​читать сложные лекции умным людям». По его наблюдениям, «ЕГЭ сформировал образовательные лифты» — ​дал возможность ребятам из провинции поступать в МГИМО, ВШЭ, МГУ. Выбирают они в основном не исторические специальности, а политологию и юриспруденцию, которые кажутся родителям отличников более востребованными на рынке труда.

Некому наводить мосты

Доктор технических наук Игорь Овчинников шесть лет назад ушел с должности заведующего кафедрой «Мосты и транспортные сооружения» СГТУ и не жалеет: «У меня в профессорском кабинете на полках стоят книги, а зайдите сейчас к заведующей кафедрой — ​у нее столько же полок с отчетами. Мы перешли на электронный документооборот и теперь должны выпускать канцелярский продукт в двух экземплярах — ​и на бумаге, и в компьютере».

Игорь Георгиевич входит в совет старейшин технического университета, объединяющий опытных профессоров. «Мы имеем право сказать ректору правду», — ​шутит преподаватель. Несколько раз в год он направляет руководству вуза письма с предложениями о совершенствовании инженерной подготовки.

«Система подготовки абитуриентов в технические вузы провалена, — ​считает Овчинников. — ​В средних школах не хватает учителей физики, а с директоров школ спрашивают за результаты ЕГЭ, и они отговаривают выпускников от выбора экзамена по физике, ведь это сложный предмет, а без ЕГЭ по физике нельзя поступить в технический вуз. Конкурс в технические вузы вроде бы есть — ​но это статистический фокус, так как абитуриенты рассылают документы сразу в несколько вузов».

«Когда я учился в дорожном техникуме, производственная практика длилась полгода, я за это время на всех дорожно-строительных машинах поработал. В политехническом институте практика была каждый год по два месяца и больше. Сейчас в соответствии с государственным образовательным стандартом на все практики за время обучения в университете отводится порядка 20 недель, — ​рассказывает Овчинников. — ​Когда мы посылаем студентов на практику в Сибирь, где строятся внеклассные мосты через Обь и Иртыш, то шесть дней у них уходит на дорогу туда и обратно, три дня — ​на медкомиссию, и времени научиться чему-нибудь не остается». Как полагает профессор, организация технологической практики для студентов должна стать одним из условий получения госзаказа на строительство транспортных объектов.

Создается парадокс: мостостроительная отрасль, в которую государство вкладывает миллиардные суммы, нуждается в молодых инженерах и готова предложить им очень хорошие зарплаты. Но при этом ни власти, ни мостовые компании не желают тратиться на развитие инженерного образования. «Руководители предприятий часто обращаются на кафедру с просьбой подобрать квалифицированного выпускника. Жалуются, мол, университет не тому учит: почему студенту-инженеру читают сопромат один семестр, а историю — ​четыре семестра? Мы им отвечаем — ​а вы в нас хоть копейку вложили? Нас финансирует Министерство образования, мы отчитываемся перед ним по тем нормам и учебным планам, которые нам спущены».

Овчинников с отличием окончил саратовский политех в 1970 году и остался работать на кафедре. «Это был разумный выбор. Управляющий трестом в то время получал 280 рублей в месяц, а доцент кафедры — ​320 рублей, профессор — ​450 рублей. (Если учесть, что средняя зарплата того времени в СССР составляла около 120 рублей — ​это были очень большие деньги. — ​Ред.) Сейчас молодым выпускникам нет смысла идти в науку».

Надежда Андреева
собкор по Саратовской области