Теперь мобильник Ольги не умолкает ни на минуту. «Все как подпрыгнули. В прокуратуру пригласили: что же, мол, вы раньше не обратились за помощью. На машине отвезли к главе администрации. Тот говорит: «Ольга Геннадьевна, зачем же так публично?» Местные власти пообещали выделить 20 тысяч рублей на подключение дома Журавлевой к водопроводу и бесплатно обследовать ее 14-летнюю дочь, страдающую эпилепсией.

Легко ли быть борцом за правду?

Ольга ждет нас у фотостудии на улице Зеленой. Хозяйка студии Наталья Зибарева помогла ей написать обращение в СМИ.

Несколько дней назад поздно вечером к дому Натальи приехал начальник районной полиции Анатолий Жуклин. «Говорит: выйди, поболтаем. Спросил, дружу ли я с Журавлевой? Знаешь, говорит, что она к журналистам обратилась?» На следующее утро, как утверждает Зибарева, ей позвонила жена заместителя прокурора: «Спрашивает: мой тебе еще не звонил? Насчет работы хотел с тобой поговорить».

Сквозь стеклянную дверь видно крыльцо прокуратуры. «В первые дни, когда только начался скандал, все лица были сюда повернуты, — замечает Наталья. — Подруга говорит: как-то у тебя неуютно стало. Я отвечаю: а ты думала, легко быть борцом за правду?» По словам Зибаревой, сначала обращение от лица Ольги Журавлевой отправили на Первый канал, но ответа не последовало. Тогда написали в саратовское ИА «Взгляд-инфо», и новость выстрелила.

Саратовское министерство занятости объявило, что не писало доносов на безработную Журавлеву и не имеет к ней денежных претензий. Областное ГУ МВД начало проверку в отношении районных полицейских. Региональная прокуратура выразила мнение, что приговор следует отменить, а дело закрыть за малозначительностью. Уполномоченная по правам детей в РФ Анна Кузнецова объявила, что взяла ситуацию на контроль.

Как говорит Наталья, это не первый случай, когда местная полиция пытается поправить отчетность за счет небогатых матерей. «Ко мне ходит клиентка, распечатывает почетные грамоты. У нее дочка занимается в спортивной секции, участвует в соревнованиях, отличница. Но живут в лачуге. Однажды к ней явилось ПДН (полицейское подразделение по делам несовершеннолетних. — Н. А.), рапорт написали — мол, крыша течет, забор падает, надо лишать родительских прав».

«Я кормлю своих детей!»

Большую часть двора Журавлевых занимает фундамент из красного кирпича. Домик на улице Партизанской она 7 лет назад купила на материнский капитал. Дощатые стены выкрашены в зеленый цвет. Крыша из старого шифера поросла мхом. На завалинке умываются рыжие Мурка и Том. Под ногами крутится щенок таксы, за скромную комплекцию названный Чопиком. Под вишней гуляют куры и красивые, сине-красные индоутки. В заднем углу в загоне хрюкают два пятнистых поросенка, как подчеркивает Ольга, «не обычные, на сало, а беконной породы».

«Я кормлю своих детей! — настойчиво повторяет хозяйка, чтобы органы опеки это точно прочитали. — В сетевые магазины без денег не зайдешь. А в частных дадут в долг и чай, и сахар, все, от куртки до сапог! Это не только меня касается. У нас маленькое село. Мы все так живем!»

Ольга распахивает крышку погреба. Внизу — банки с соленьями-вареньями, коробки с картошкой. «У меня участок маленький, сажать негде. Я на калымы хожу — и дом могу убрать, и огород. Цену никогда не назначаю. Дадут 2 тысячи деньгами — хорошо. Дадут помидорами — с удовольствием возьму». В селе услугами домработницы пользуются в основном пенсионеры, которые не могут выполнять тяжелую работу сами. В качестве натуроплаты Журавлева получила занавески, три комплекта постельного белья, комод и детскую кровать — все почти новое.

В углу кухни — красный умывальник. Воду нужно носить из колонки. Спрашиваю, сколько в месяц уходит на коммунальные услуги? «Я как-то не задумывалась. У меня никогда не получается платить за каждый месяц. Когда заработаю, отдаю за два-три месяца сразу, 6–7 тысяч». Спрашиваю, есть ли субсидия? «Конечно, есть! 700 рублей, — смеется Журавлева. — А еще соцпомощь — 1000 рублей раз в полгода».

Школьную форму, как говорит Ольга, отдают знакомые, у которых собственные дети уже выросли. Раз в год нужно сдать 600 рублей на тетради с тестами. Раз в месяц — по 900 рублей на питание. «А детские — 1659 рублей 8 копеек на двоих», — Ольга находит точную сумму в папке с документами.

Трудовая книжка Журавлевой начинается с 1997 года — после школы она работала уборщицей. В 2010-м переехала из села Знаменского в райцентр, устроилась на кирпичный завод. Девочкам нужен был детский сад. «Сказали: мест нет, но можно договориться. С тебя 500 штук кирпичей и трехлитровая банка краски», — вспоминает Ольга.

С гордостью говорит, что «доросла от разнорабочего до мастера». «Нужно не только самой таскать кирпич, но и новеньким показывать, как его класть на поддон. За норму платят минималку — 11 200 рублей. За перевыполнение — премию. До ночи можно на тысячу рублей накидать».

Зимой кирпич не покупают, и рабочие увольняются. Холодный сезон Ольга обычно пережидает на бирже труда. Пособие составляет 4900 рублей.

Несколько лет назад у старшей, 14-летней Яны, начались приступы. «Сказали: эпилепсия, но группу не дадим, нужно дополнительное обследование. В Саратов не наездишься, 750 рублей на «Газели», да и в больницу без денег не сунешься. Лекарства выписали, а в нашей поликлинике их нет. В декабре и в апреле дали по одной упаковке конвулекса. Остальное покупаю, флакончик стоит больше 500 рублей. Два раза в год нужны уколы галидора — 600 рублей за упаковку. Еще пикамилон, дюспален», — загибает пальца Ольга.

Внимание «большого брата»

Злосчастная пиццерия находится на втором этаже, над аптекой. Время обеденное, но на прилавке почти пусто — последние три кусочка пиццы и две коробки салата.

Ольга заходить не хочет: «Девчонки сквозь зубы стали здороваться. Зашугали их из-за этого суда».

В полицию Журавлеву вызвали в начале марта. Ей не сказали, кто написал донос. «Полтора часа я ждала в коридоре, хотя они знали, что мне некогда. Забабурин (врио начальника отделения полиции № 1 Сергей Забабурин, — Н. А.) подсунул мне бумажки, сказал: что ты ломаешься, тебе 500 рублей жалко?»

Подписанные бумажки оказались признательными показаниями по уголовном делу о мошенничестве. В сентябре мировой суд признал Журавлеву виновной. Услышав приговор — 120 часов обязательных работ, Ольга возмутилась: «Отрабатывать надо на ферме — коров доить, навоз таскать. Бесплатно. А кто детей будет кормить? Опека по щелчку придет и лишит материнства!»

За последнюю неделю она получила от государства больше внимания, чем за всю жизнь. «Центр занятости предлагает учиться на оператора ЭВМ. Где в Ивантеевке работать с таким дипломом? — смеется Ольга. — Прокуратура подорвалась, мол, что ж вы раньше не обращались? К главе администрации на машине отвезли, наобещал златые горы».

Во время разговора у Ольги не умолкает телефон. Люди, прочитавшие ее историю в прессе, спрашивают, чем могут помочь. Она отвечает прямо: «Я живу на 3500 рублей в месяц, неофициально убираюсь в аптеке. Пришлите все, что вам не жалко. Я буду рада».

Одним из звонящих оказывается депутат районного собрания Виктор Инговатов. Узнав, что у Журавлевой в гостях пресса, выражает желание прибыть лично. «Ваш брат, то есть женщины, намного крепче, чем мы. Видели советские фильмы про войну? Женщины на автомат лезли за своих детей», — говорит парламентарий, устроившись на школьном стуле в детской. Рассказывает о своей общественной деятельности в качестве помощника казачьего атамана и упорной борьбе на выборах (Виктор Сергеевич был выдвинут КПРФ).

Спрашиваю, что он как депутат может сделать для семьи Ольги. Член районного собрания как-то сникает. Рассказывает, что уже хотел помочь другой малообеспеченной семье с четырьмя детьми.

Проводив посетителя, Ольга шепчет со смехом: «А вам депутат сказал, что позвал меня в партию?»