Блог «Новой газеты»

«Есть не только крепости и скрепы, а еще помилованье есть!».

Нынче вспоминают про Засулич,
вслед Егору Жукову свистя:
Типа коль сегодня не засудишь,
то Россия тридцать лет спустя
Сдастся обезумевшим оравам,
несогласных выведет в расход,
Захрустит под колесом кровавым
и опять столетие просрет.

Логика истории капризна.
Чем она угрюмей, тем правей.
Ежели, любезная Отчизна,
ради безопасности твоей
Невиновный должен быть засужен,
заперт, заклеймен, и черт бы с ним, —
Может быть, такой исход заслужен
или хоть отчасти объясним?

( Collapse )

Послание в стихах отца Егора Жукова своему сыну — накануне приговора.

Держись, сынок! Ты многим людям дорог.
Теперь я знаю, что попав в капкан,
Ты осознал, как зыбок этот морок
И как непрочен сей Левиафан.

( Collapse )

Искусство вражды.

1.

Я живу, под собою не чуя страны, причем ни той, ни этой, и дешево мне это не обходится.

Нельзя сказать, что раньше я жил совсем без врагов, но они возникали не на политической, а на другой, скажем — литературной или кулинарной — почве. Помню скандальное обсуждение в эмигрантской прессе, позволительно ли класть в бульон репу. В другой раз, когда я еще был молодым и зубастым критиком, одна писательница горячо поблагодарила меня.

— За что? — удивился я. — Я же про вас не писал.

— Вот за это и спасибо.

( Collapse )

О том, как купить тысячу томов и не умереть.

Сначала о том, зачем эта тысяча книг мне понадобилась.

Примерно полгода назад я придумала выставочный проект «Невавилонская библиотека». Сейчас созданный художником Александром Бродским вагон с этой библиотекой уже стоит в Еврейском музее и можно на него и в него посмотреть. Это, во многом, памятник домашним библиотекам моего детства. Библиотекам конечным (в отличие от бесконечной «Вавилонской» библиотеки из рассказа Борхеса), таким, где все книги были читаны-перечитаны, оплаканы и выстраданы (ну, например, за них были сданы килограммы и килограммы макулатуры).

Книжки для этой библиотеки я собирала так: написала список из тысячи книг, которые так или иначе на меня повлияли. В него входят, скажем, «Божественная комедия» Данте и «Стилист» Александры Марининой. Я, разумеется, не считаю эти книги равнозначными, но все они так или иначе меня изменили. Заставили пересмотреть свои взгляды на жизнь (например, «Банальность зла» Ханны Арендт), или проехать свою остановку в метро (например, «Кошмар на улице Стачек» Андрея Кивинова). Тысяча книг «Невавилонской библиотеки» — ​это мой овеществленный и нелицемерный рекомендательный список. Я зуб даю, что все эти книжки — ​и недосягаемо великие поэмы, и легко забываемые детективчики — ​хорошие.

( Collapse )

Как несколько строк могут спасти от пытки одиночеством.

Последние четыре года петербургский филолог Елена Эфрос каждый день пишет письма. Почти все они адресованы в учреждения Федеральной службы исполнения наказаний — ​колонии и следственные изоляторы. И почти все они написаны людям, которых Елена лично не знает. Эти люди — ​политзаключенные.( Collapse )

Объединение «ПЭН-Москва» и ассоциация «Свободное слово» написали совместное заявление в поддержку филолога, преподавателя НИУ ВШЭ Гасана Гусейнова, которому ранее комиссия по этике вуза рекомендовала извиниться за пост в фейсбуке о русском языке. Заявление опубликовано на сайте «Свободного слова».

Его подписали несколько сотен писателей, поэтов, переводчиков и журналистов. «Какими станут 20-е годы нынешнего века, зависит от нас, в том числе и от нашей готовности отстаивать право ученого на свободное высказывание. И если флагманы отечественного образования и науки – главные вузы страны – будут отказывать в предоставлении этого права своим преподавателям, равно как и студентам, — наш завтрашний день перестанет отличаться от позавчерашнего», — говорится в заявлении.

( Collapse )

Телеведущего Владимира Соловьева внесли в Книгу рекордов Гиннесса за самое долгое пребывание в эфире в течение одной недели.

Как следует из информации на сайте Книги, за одну неделю Соловьев провел в эфире 25 часов 53 минуты и 57 секунд. В беседе с ТАСС телеведущий уточнил, что рекорд был установлен во время эфиров передач «Кто против?» и «Вечер с Владимиром Соловьевым» на канале «Россия-1». Выпуски были посвящены политической обстановке в стране и мире, отмечает агентство.

( Collapse )

Человек-мем Евгений Понасенков издал книгу о войне 1812 года. Ее критикам взламывают почту и угрожают расправой.

18 августа 2019 года кандидат исторических наук, специалист по войне 1812 года и школьный учитель Лев Агронов, находясь на отдыхе в Болгарии, получил электронное письмо с адреса mayorpetrov1231: «Не тявкай на Маэстро. Запасись крупой и анальгином. Контора дает тебе шанс». Автор письма обещал, что в противном случае Агронов не сможет устроиться ни на одну работу в России. Следом преподавателю пришло СМС с угрозой: «Ты теперь всегда под прицелом. Время прилета [из Болгарии] известно — получишь арматурой в подъезде. Заляг на дно и не пиши, сученыш».( Collapse )

Опыт возвращения.

• Рубрика: Кожа времени. Читать все материалы  

1

Всякое путешествие — шок, в родные края — электрический. Не удивительно, что приезд в Ригу высекает из меня искру, но, как в испорченной зажигалке, она освещает лишь фрагмент пейзажа, оставляя в темноте картину целиком. Чтобы проникнуть в нее, надо сюда не приезжать, а здесь жить. Что я и делал, пока не отправился в Америку.

За годы разлуки Рига изменилась, как все мы, но наоборот: чем старше, тем краше. И я ее с трудом узнаю, как себя на школьных фотографиях. Сегодня это — шедевр городской эклектики. Восемь столетий спрессовались в одно условное и прекрасное прошлое. Если желудь — энтелехия дуба, то конечный продукт реставрации — город Belle Еpoque, остановившей историю в нужный и счастливый момент. Рига выглядит так, как должна, такой, какой она себе снится, но точно не похожей на ту, что когда-либо была.

( Collapse )

85 лет назад, 17 августа — 1 сентября 1934 года, состоялся Первый съезд советских писателей. В последующие годы 182 делегата были расстреляны, погибли в лагерях. Наш рассказ — об одном из убитых.

Новым поколениям, для которых открытый мир интернета — норма жизни, трудно представить, в какой глухой информационной камере мы жили еще 35 лет назад. Получать кое-какие дополнительные сведения дозволялось единицам, по спецдопуску, ничего не копировать, «распишитесь, что предупреждены об ответственности»... Например, в 1984 году меня, штатного сотрудника литературного еженедельника, органа Союза писателей РСФСР, допустили (правда, без ручки и блокнота) в так называемый спецхран, где я читал неизвестную в СССР книгу — «Первый всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет». Она состояла из многих имен, давно вычеркнутых из истории и памяти, почти половину делегатов репрессировали, почти каждый третий расстрелян или погиб в тюрьме. Вот судьба одного из них — Вивиана Итина (1894–1938).

( Collapse )